[тот самый mike!]

Сербия моя...



Несмотря на итоги последних выборов, где яркую победу одержали националисты из Сербской радикальной партии, Сербия — по-прежнему на перепутье. Параллельно радикалам увеличили представительство в парламенте их основные оппоненты из прозападных партий. Ищет возможности остаться на своем посту премьер Воислав Коштуница. Впереди сложные переговоры о создании парламентской коалиции, но наблюдатели уже не исключают, что всё может закончиться новыми выборами.

Мы предлагаем вниманию читателей взгляд на балканские реалии непосредственного участника и свидетеля длящегося последние десятилетия сербского апокалипсиса.

Ирина Антанасиевич в 1986 году переехала из Советского Союза вместе с мужем в тогдашнюю Югославию, в хорватский Сплит. В 1991 году 27 июня, в свой день рождения, Ирина вместе с семьей была вынуждена бежать из независимой Хорватии. Семья переехала в Косово. В Приштинском университете Ирина преподавала русскую литературу. В 1999 году 27 июня ей пришлось покинуть уже и Косово. Как признается Ирина, с тех пор, на всякий случай, день рождения не празднует.

Сейчас Ирина Антанасиевич проживает в Нише, преподает на кафедре славистики в Университете в Нише и на кафедре русского языка и литературы в Университете в Косовской Митровице. Член редакции сербского литературно-художественного журнала "Градина", автор двух книг и многочисленных научных работ. В России известны ее публикации в альманахе "Волшебная гора" и сборнике "Дозор как симптом". В "Живом Журнале" дневник Ирины Антанасиевич — iraan.livejournal.com.



ЖИЗНЬ

Ломка сознания и уклада жизни шла параллельно. Было ощущение недоумения — неужели это со мной происходит? Слово "война", казалось, такое забытое, принадлежавшее другому поколению — вдруг стало реальностью. До войны Югославия была очень стабильной страной. Экономически сильной — жили намного лучше иных соцстран, тех же Чехословакии, Польши.

Всё рухнуло как карточный домик. Война принесла с собой экономическую блокаду. Появилось слово инфляция. В 1993 году зарплата не умещалась в кошельке — нужен был пластиковый пакет, чтобы вместить весь ворох разноцветных ненужных бумажек, называемых зарплатой. Помню, что однажды весь пакет с зарплатой отдала за... килограмм моркови. Платили раз в месяц, но в тот день, когда ты получал зарплату, ее моментально съедала инфляция. Инфляция была галопирующая — курс менялся три-четыре раза в день. Заходишь в магазин — литр молока стоит одну цену, пока ходил-крутился по магазину, хозяин уже перевесил этикетку.

Вообще половина трудоспособного населения Сербии сидела (да и сейчас сидит) на так называемых "временных" отпусках. Длится, правда, этот "временный" отпуск уже лет пятнадцать. Людям платят какие-то символические деньги и могут раз в год позвать поработать. Суммы зависят от солидности предприятия, но, безусловно, за чертой выживания. Те, кто не работает, занимаются торговлей, челночным бизнесом.

Некоторые предприятия в годы блокады помогали, выдавали, например, своим работникам продовольственные пакеты. Чаще всего люди выживали благодаря тем пакетам, а не зарплате, которая обесценивалась с невероятной быстротой. Народ устал — устал от войн, от обещаний, что завтра будет лучше, от призывов вперед и топтания на месте. Сначала все активно участвовали в политике в надежде найти способных прекратить весь этот ужас. Но ужас продолжался. Надежда таяла, таяла и испарилась. Осталась усталость.



ЕВРОПА

Власть говорит о том, что мы идем в Европу. Мол, как только мы станем частью ЕС, то, как в сказке, заплещется молочная река между кисельными берегами. У народа же отношение скептическое: а что мы будем делать в этой Европе? Тем более, что сербы очень хорошо помнят, как цинично бомбила их цивилизованная Европа. "Будут нас использовать, заставлять плясать под свою дудку", — ворчат люди. Такая перспектива их не устраивает. В Европе быть хорошо равным среди равных.

Сербы ощущают неоколонизацию на собственной шкуре. Сербия, например, всегда славилась своей малиной. В Европу поставляли малину десятилетиями. В 2005 году всякие комиссии, европейские экспертизы потребовали соблюдения особых стандартов вроде того, что кусты должны быть на определенном расстоянии друг от друг. В итоге завернули всю малину, которая была выращена для продажи. По стране покатились настоящие малиновые бунты, малину выбрасывали на дорогу. Рынок малины заняли поляки. Сербы остались не у дел.

То же самое с грибами, особенно редкими— белыми, которые были серьезным экспортным продуктом десятилетиями. Европейцы стали говорить, что необходимо исследовать территории, которые они же сами и бомбили, на предмет наличия обогащенного урана. Сербы теряют и грибной рынок.

В то, что Европа — единственный выход из экономическогого и политического кризиса— мало кто верит. Некоторые политические партии на выборах выступают под лозунгами "Приведем Сербию в Европу". А поскольку Сербия страна крестьянская, с большей долей крестьянского прагматического подхода к жизни, то на листовках, баннерах под этим лозунгом появлялись приписки вроде: Сербия — не корова, за рога и в стойло не пойдет.